Фрагмент
В начале девятой статьи В. Г. Белинский дает «физиологический очерк» положения женщины в русском обществе, самым неприглядным образом изобразив самих женщин, которых «нравственно увечными» сделало общество.
«Но среди этого мира нравственно увечных явлений,— пишет В. Г. Белинский, — изредка удаются истинно колоссальные исключения, которые всегда дорого платятся за свою исключительность и делаются жертвами собственного своего превосходства. Натуры гениальные, не подозревающие своей гениальности, они безжалостно убиваются бессознательным обществом, как очистительная жертва за его собственные грехи... Такова Татьяна Пушкина»
В. Г. Белинский всячески подчеркивает исключительность главной героини: она — «натура глубокая, любящая, страстная», «не многосложная, но глубокая и сильная», цельная. «Татьяна — это редкий, прекрасный цветок, случайно выросший в расселине дикой скалы». Она сумела сохранить естественность и простоту и «в самой искусственности и уродливости формы, которую сообщила ей окружающая ее действительность».
Но, рассматривая Татьяну сквозь призму революционно- демократических идеалов, ориентированных на эмансипированную женщину, В. Г. Белинский отмечает, что «ее ум ничем не был занят», да и вообще это был «неразвитый ум»; воображение Татьяны — «экзальтированное, аскетическое», а фантазия — «дикая». Татьяна, по мнению В. Г. Белинского, «нравственный эмбрион».
«Неразвитость» Татьяны В. Г. Белинский объясняет социальными причинами и не раз это подчеркивает: «Создает человека природа, но развивает и образует его общество».
Дворянское провинциальное общество, интересы которого, по мнению В. Г. Белинского, исчерпывались «благоразумным разговором о псарне, о вине, о сенокосе, о родне», не могло развить Татьяну. Перерождение ее из деревенской девочки в светскую даму подготовлено было чтением книг в кабинете Онегина: «в Татьяне наконец совершился акт сознания; ум ее проснулся. Она поняла наконец, что есть для человека интересы, есть страдания и скорби, кроме интереса страданий и скорби любви», но это же, по мнению критика, «испугало ее, ужаснуло и заставило смотреть на страсти, как на гибель жизни, убедило ее в необходимости покориться действительности, как она есть, и если жить жизнию сердца, то про себя, во глубине своей души».
«Пересоздание» Татьяны довершил «высший свет». Ничего особенно дурного В. Г. Белинский в «высшем свете» не видит, считая его даже явлением прогрессивным, но в данном случае светская мораль, «рабская боязнь общественного мнения» превратили, по мысли В. Г. Белинского, и саму добродетель, верность супружескому долгу, «в профанацию чувства и чистоты женственности, потому что некоторые отношения, не освящаемые любовию, в высшей степени безнравственны».
Последнее — бесспорно. Но, ратуя за эмансипацию чувств, думая, что смирение Татьяны вызвано боязнью огласки и страхом светского суда, обвиняя Татьяну в безнравственности, В. Г. Белинский, вероятно, упустил из вида, что Пушкин на все это смотрел иначе. Татьяна для Пушкина — воплощенная нравственность, «милый идеал»...
Увлеченный своими идеями, В. Г. Белинский этого не увидел.
